այլ պատմութիւն՝ այս մէկը՝ պարսկահայ բարիստայից։
դեռ դեռահաս տարիքում սովորութիւն ունէր թղթի վրայ գրելու, թէ ինչ ա ուզում անել, եւ ձգտել գրածն իրականացնելու։
մի անգամ գրել էր, որ գալու ա հայաստանում ապրի։
ասում էր որ ինքն իրան շատ դժբախտ ա զգացել, որ պարսկաստանում ա ծնուել, ու իր համար միշտ բարդ էր գիտակցել, որ հայաստանում չի ապրում։
նա սովորում էր մարզական դպրոցում եւ համալսարանում, մասթերս ունի ֆիզկուլտից։ յետոյ անյաջողութիւն ա պատահել իր հետ՝ հօր ու ընկերոջ հետ փողոցն անցնում էր, իրենք մի թեթեւ առաջ անցան, երբ դիմացի գիծ մտած մեքենան իրան խփեց հետեւից։ վարորդը, յետոյ պարզուեց, խմած էր։
ասում էր՝ «կանոն չկայ պարսկաստանում»։
որոշ ժամանակ կոմայի մէջ ա եղել։ ինչ֊որ յիշողութիւն ջնջուել ա։ բախտը բերել ա որ ողնաշարը շատ չի վնասուել, ու կարողանում ա ոտքերն ու ձեռքերը կառավարել՝ երեւի նրանից էր որ լիքը ուսապարկ ունէր, ու այդ ուսապարկը հարուածը մեղմել ա։
մի քանի տարի չէր կարողանում գլուխը բարձրացնել՝ կը կորցնէր իրան, կընկնէր։ պարապեց, շատ աշխատեց իր վրայ, սկսեց քայլել, սկսեց վազել, սկսեց կրկին ֆուտբոլ խաղալ՝ այն ինչը շատ էր սիրում։ բայց բժիշկը իրան տեսաւ, ասաց՝ «ընտրութիւն ունես։ կամ մօտակայ հինգ տարին ֆուտբոլ ես խաղում, բայց հինգ տարի անց մի ոտք հաստատ չես ունենայ։ կամ էս պահին թողնում ես ֆուտբոլը, ու հնարաւորութիւն ունես ապագայ ընտանիքիդ աւելի մասնակցութիւն ունենալ, աւելի վայելել կեանքը, աւելի շարժունակ լինել։ ընտրութիւնը քոնն ա»։
շատ հետաքրքիր էր, որ չասաց՝ «մի արա, սէնց անես՝ վարի ես տալու ոտքդ»։ ասաց՝ «էս ա՝ ընտրի»։
կեանքը լցնելու համար նա սովորեց բարիստայի գործ։ նաեւ սկսեց դաս տալ դպրոցում որպէս մարզիչ։
հայաստան եկաւ, մի մասնաւոր դպրոց ընդունուեց։ ազնիւ էր աշխատում, բայց ազնւութիւնը չգնահատուեց։
ասում էր՝ «ես էդ աղջկան ասում եմ, դու էս հարսանեկան շորերով որ եկել ես, չես կարող ֆիզկուլտ անել, ես էլ քեզ չեմ կարող ներկայ դնել։ նա էլ ասում ա՝ պէտք ա չէ՞ սիրուն հագնուած լինեմ»։ յետոյ, ասում ա, աղջկայ «փորով հայրը» եկաւ, բողոքեց իրանից։ նաեւ մի տղայ կար, որ հեռախօսի մէջ էր մտած միշտ, ու չէր լսում։ պատմում էր որ կիրթ ա, որ էսպիսի ու էսպիսի վարժութիւններ ա նախատեսել, սրանք սրտի համար են լաւ, նրանք եսիմինչի։ ասում ա՝ արի, էս արա, էն արա։ տղան նստած հեռախօսի մէջ ա նայում, ասում ա՝ չէ, չեմ գալիս։ «ներկայ» չի ստանում։ էլի ծնողները գալիս են «կռիւ»։ ու դէ նա չկարողացաւ այդ դպրոցի հետ, զի «ներկայ» դնել չէր կարող, իսկ դպրոցը չէր ուզում յաճախորդ կորցնել։ ասաց՝ դուրս եմ գալիս, ու որ պահող էլ չկար, ուրախ էին։
ասաց որ ընտանիքն էլ ա փորձել հայաստանում տեղաւորուել, բայց մայրը գործ չգտաւ, չնայած բուժաշխատող ա, եղբայրը գործ չգտաւ, չնայած տտ ոլորտում ա, բայց ծրագրաւորող չի՝ կարգիչ սարքող ա։
միայն նա ա, որ թղթի վրայ գրածն իրականացրել ա, ու ասաց որ զանգ ունէր մօր հետ վերջերս, ու թուղթը ցոյց տուեց իրան մայրը։
ու յուզուեց, ամաչեց մեզնից որ արցունքներ են գալիս աչքերից, փորձեց թաքցնել։
#պատմութիւն #հայաստան #հայրենադարձութիւն #մարդ #մարդիկ #վթար #փողոց #դպրոց #ընտանիք
հետաքրքիր շղթայ՝
եւ տխուր։
#յարաբերութիւն #ընտանիք #մարդիկ #անգլերէն
#ընտանիք #ազգանուն #ինթել #համակարգիչ #կարգիչ #գիրք #պատմութիւն
առցանց ժողովների մասին՝ իմ աշխատավայրում մի քանի դէպք ա եղել, երբ ժողովի մասնակիցներից մէկը չիմանալով որ խոսափողը լռեցուած չի, կռիւների մէջ ա մտել ընտանիքի անդամնեիր հետ, գոռգռացել են իրար վրայ, ու առհասարակ մեզ պարզ դարձաւ ինչ լարուած վիճակում են ապրում։
ես ահագին սարսափել էի, առհասարակ բարձր խօսքին սովոր չեմ ու նեղում ա ինձ շատ, անկախ նրանից որ իմ հանդէպ չի։ ու ինձ թւում էր էդ մարդը երբ բացայայտի որ անջատած չէր խոսափողը, վատ կը զգայ իրան, կամաչի, ու տէնց մտադիր էի ցոյց չտալ որ լսել եմ, բայց յետոյ տեսայ որ նա լրիւ օկ էր նրա հետ, որ միացրած ա, ու իր կարծիքով ոչ մի առանձնապէս բան տեղի չի ունեցել, ամէնը ոնց պէտք ա լինի՝ էդպէս ա, նորմալ ա։
#աշխատանք #ընտանիք #յարաբերութիւններ #մասնաւոր #անկապ
#կինո #կինօ #մուրակամի #ռուսերէն #լուսագրեր #լուսագիր #տոնի_տակիտանի #իչիկաուա #իչիկաւա #ընտանիք #յարաբերութիւններ
#իրան #ֆոտո #ժապաւէն #ընտանիք
@{ Casual photophile (unofficial) ; casualphotophile@spyurk.am} 03/04/2020, 21:02:36
Iran, Family, and the Intimate Photography of Laure d’Utruy
I recently talked to documentary photographer Laure d’Utruy, whose intimate and varied photography explores with sensitivity the concepts of identity, family, and disability. We wanted to share some of this with you, our readers, and speak with her about what motivates her to craft these inspiring images.
Laure’s work has been featured by a number of organizations including the New York Times and Wall Street Journal, the Independent Photographer, Musée Magazine, the Open Society Foundations and Getty Reportage. Laure was included in ARTPIL’s 2017 30 Under 30 Women Photographers and was shortlisted for a number of awards, including the Lucie Foundation Emerging Scholarship, International Women Photographers Award and the Taylor Wessing Photographic Portrait Prize.
Who are you, where do you come from and where are you now?
My name is Laure d’Utruy, I am a French photographer based in Berlin, Germany.
How and when did you first become interested in photography?
I have been interested in documentary photography since my early 20s, but mostly as a viewer and not a creator. I loved reading photography magazines and attending exhibitions in Paris when I lived there. I started my first documentary project in a gym club I was going to after my office hours (back then I was working in marketing and communication). It turned out that this gym club was a place where weight-lifting athletes were training. I followed and photographed them for a few months before putting the project together in a book. It was called “The Velvet Dumbell” and I remember it as a life-changing experience. I later joined the University of the Arts London in the UK for a Masters in Documentary Photography, which was an unforgettable adventure.
What about photography do you find most interesting or meaningful?
All the encounters I have through my photography projects, all the places I discover, the experience I gain.
What were the biggest challenges you faced when starting as a photographer?
I joined a course in London where most of my classmates already had a pretty serious background in photography, we were meant to come with our technical skills… which I did not have. I was just using the camera with my guts. So I had a lot to catch up with. My second biggest obstacle was overcoming my shyness and going out of my comfort zone to approach people and photograph them
How did you get yourself through those difficult periods?
It was important for me to keep in mind the ultimate purpose of my practice and how far I wanted to reach to achieve it. Knowing those two things is what helps me get through difficult periods.
What are some of your current projects?
I have been developing projects in Iran for the past four years. Focusing on its society and people has become one of the main themes of my photography. I am deeply passionate about this country. I also pursue projects in France, where I am working on several projects, spanning from the rights of mentally disabled children to the personal story of my grandmother.
Regarding your project in Iran: What is your process like when you visit there? Is it more difficult to go and have you ever encountered any resistance from subjects being photographed?
While in Iran I take road trips through the country in search of something that can shape my body of work. I document the people and places I discover along the road. Iranian people are incredibly hospitable, I have rarely had resistance from subjects about being photographed. But it is also up to the photographer to feel whether it is appropriate or not to ask in some situations.
In your travels in Iran, what have you learned about the country and its people? Have you discovered any misconceptions?
I have learned much about Iran during my research and travels, about its history, its culture and traditions, its rich nature and its breathtaking landscapes. But the most important insights have come from the Iranian people, who are amongst the most hospitable and generous persons I have ever met. This blew my mind from the first trip and still does every time I return. I believe the news related to political and social situations which are passed by the western media really don’t give a fair picture of what Iran is like. There is so much more to the country than that.
What was the inspiration behind your project photographing mentally challenged children in France? What are those shooting experiences like and how have they reacted to the work?
The children and their mother opened their lives to me in a very generous way since the first phase of work in 2014. We got along very well and have since become very close. The kids are used to seeing me around with my camera, or even without, we share time together every time I am in France. The intimacy we have built up definitely benefits the quality of the work I am producing. They are very real and themselves in front of the camera, and they let me show the reality of their life.
With these children, you are living each day in the moment, in a very loving and generous way. It is hard to describe, rather something to experience. They have taught me so much about tolerance, acceptance and courage. Their life is also made of their struggles to find integration into society, to access education and medical care, to deal with people’s judgement. Their mother Élodie is fighting to make changes happen and improve the situation of her children and all children affected with mental disabilities, and believes sharing her story through my work is a way to increase awareness. I have been working for years to provide an intimate insight into the under-reported challenges those children and families face at a national level, and relate how they respond to issues in relation to their civic rights. This is an ongoing project that I will continue for years as the children will evolve through life, become adults and face new challenges.
What are some of the biggest challenges you face with your work?
I would say the main challenge I face with my work is the time I can dedicate to it. Personal long-term projects are hardly those from which you make a living, so you have to find time and make them fit with the rest of your schedule. And too often it feels like you are not moving forward with them as fast as you would like to.
**What photo are you most proud of and what was the process in creating it? **
I can’t pick just one photo I am most proud of, but if I had to choose some I would say the portraits I have taken of my grandmothers. The process for creating them is simply us spending time together with a lot of love and trust.
**If you had to introduce someone to photography using one photographer as an example, who would you choose? **
There are many, but I would pick the photographer I first discovered and was inspired by to get into photography, Philip-Lorca diCorcia.
Which photographers are you currently following?
Again, there are so many of them ! Amongst the latest ones I discovered and follow, I really love the work of Francesco Anselmi, Shayan Sajadian and Nadine Ijewere.
What equipment do you most enjoy using? (Camera, film, lenses, etc.)
I love shooting with analog cameras. My favorites are my Mamiya 645 and my Leica Mini point-and-shoot. Most often my cameras are loaded with Kodak Portra films.
Do you have any future projects in mind?
Yes! I would like to explore other situations and stories related to people with disabilities in France through a different perspective, but nothing concretely planned yet. I hope it will happen in 2021 but there is a lot of research and preparation to do beforehand.
See more of Laure’s work on her website and Instagram .
_If you are or know of a photographer you ’d like us to interview, please reach out via email to contact@fstopcameras.com. _
Follow Casual Photophile onFacebook and Instagram
The post Iran, Family, and the Intimate Photography of Laure d’Utruy appeared first on Casual Photophile.
#featuredphotophile #photographerinterviews posted by pod_feeder_v2
սա շատ լաւն ա, ու ես սա միշտ նկատել էի ու սուր էի ընկալում։ միշտ շատ լաւ հասկանում էի էն մարդկանց, որ ջանում են ապահով տեղ մնալ, որ հնարաւորութիւն չունեն փորձելու։
զգում էի տարբերութիւնը գլուխը կախ աշխատողների, ու նրանց, որ լիազօրուած են փորձել։
զգում էի, ինչպէս ա մէկը անում փիէյջդի, ու ինչու, ու ոնց ա դրան հասնում, իսկ միւսը՝ չէ։
զգում էի, ինչպէս են քեարթերը, որ սկել են աշխատել փող պայմանական սինոփսիսում, վարւում էդ փողի հետ, ինչպէս են իրենց պահում կամ սպառում։
https://www.youtube.com/watch?v=QnBMR5a3v8o
#դասակարգ #պատմութիւն #ընտանիք #ապահովութիւն #հաբիտուս
կարդում էի սա՝ https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/12/20/79005-hachaturyan-tantsy-s-pistoletom ու մտածում այն մասին, որ ոչ էդ չափի, բայց բռնութիւնը մեզ մօտ ահաւոր տարածուած ա։
որ հայրը տուն գայ, բոլորը տանը լինեն, որ սա էստեղ լինի, ու ոչ այլ կերպ, ու ամէն մանրուքից կռիւ սարքելը, որն ահաւոր տոքսիկ ա։
ու մի հատ էլ ասում են, թէ ծնողները սիրում են երեխաներին։ ո՞վ ա սիրում։ ես իսկապէս չեմ կարծում, որ էդ վերահսկողութիւնն ու ճնշումները, որոնց միջով անցնում են մեր երիտասարդների մեծ մասը, թերեւս տղաներն աւելի քիչ, քան աղջիկները, էդ սէր բառով չի նկարագրւում։
հոգոց։
#ընտանիք #բռնութիւն
ու ընտանեկան բռնութիւնն գիտէ՞ք ինչով ա կայուն՝ անհաւասար յարաբերութիւնների պատճառով։ ընտանիքի մի մասի մօտ անհամեմատ աւելի մեծ ադմինիստրատիւ ռեսուրս կայ, որը նա կարող ա կիրառել։
իսկ նրանք, ում ճնշում են՝ անկախ չեն։ տեքնիկապէս, ֆինանսապէս։ թէ չէ, իրականում, ռուսաստանը մեծ ա, կարելի ա եւ փախչել։ իսկ հայաստանը՝ հա, փոքր ա, համ էլ երեւանից բացի գոյատեւելու քաղաք չկայ։ այլ քաղաքներում աւելի բարդ ա, համ էլ փոքր են, հեշտ նկատելի ես, իսկ երեւանում՝ նոյն քաղաքն ա, ու էլի հեշտ կարող ես բռնուել։ բայց էդ ամէնը լուծելի ա, եթէ զոհը զգում ա, գոնէ զգում ա իրան անկախ, ու արժանավայել։
որը, դէ, էդ ձեւ դաստիարակելիս, յաճախ չի հանդիպում։
այստեղ Փոլն ասում է, ինչ ուղերձներ են գեներացնում մեծ քաղաքները։ երեւանը երեւի թէ իր նշած մեծ քաղաքներից չէ, սակայն փորձեցի գրի առնել ինչ ուղերձներ ունի։ կարող էք աւելացնել մեկնաբանութիւններում։
կարգին լինելու ուղերձ ունի, ընդ որում երեւի քեարթու «ակտիւ փոքրամասնութեան» հաշուին։
ուրախացող լինելու ուղերձ ունի, քանի որ մէկ է այստեղ բանի չես հասնի, գոնէ ուրախանաս։
առհասարակ, ինձ թւում է, որ ինչպէս «ուրախացող», ամէն օր արբեցող Ցիւրիխցի պանկերն էին վհատուած, այնպէս էլ իրականում մեր ամէնօրեայ փաբեցիներն են վհատուած, յոյս կորցրած։ ուրախանալը կապուած է desparate լինելու հետ։
աշխատելու ուղերձ ունի՝ ընտանիք պահելու համար, որովհետեւ ընտանիքի ուղերձ ունի։ ընդ որում աշխատել ոչ ընտանիքի օգտին ուղերձ չունի, այդպիսի աշխատանքը արժէք չունի։ «բարեգործութիւն» են դրան ասում, ու երկրորդ մատը տնկում։
կարգինի ուղերձի մասնաւոր արդիւնքներից է «լաւ տղայի»/«տան աղջկայ» ուղերձը։ ընդ որում ուղերձն այնքան ուժեղ է, որ նրանք ով տան աղջիկ չեն ուզում են լաւ տղայ, իսկ նրանք ով լաւ տղայ չեն, ուզում են տան աղջիկ։
լուզերական ուղերձ ունի՝ «մէկ է ոչ մի բան չես կարող, քանի որ ես չեմ կարողացել, ու ես չեմ ուզում որ դու կարողանաս, ու մենք բոլորս էլ չենք կարող, աւելի լաւ է գնա գործերդ/կեանքդ դասաւորիր, որ գնով ուզում է լինի, ընտանիք պահիր, ու կարեւոր չէ թէ հանրապետական պէտք է լինես այդ համար, կամ արտագաղթել, թուլացիր եւ հաճոյք ստացիր»։
վերահսկողական֊դատապարտող ուղերձ ունի՝ այսպիսինը պէտք է լինես, գոնէ արտաքնապէս, այս ժամին տանը, քանի որ կարգինը դա է, սա էլ առաջինի հետեւանքն է կամ մասնաւոր դէպքը։
երեխայ մնալու, ինֆանտիլ մնալու ուղերձ ունի, անկախ չլինելու ուղերձ ունի։ ի տարբերութիւն արեւմուտքի, ուր մարդուն դուրս կհանեն, ոչ թէ որովհետեւ չեն սիրում, այլ որ սթափուի, զգայ պատասխանատւութիւնն իր համար, ու ինքնուրոյն սովորի լինել, մեզ մօտ պահում են մինչեւ չամուսնանայ, ու խրախուսում են անկախ չլինի յանկարծ, աշխատի/դիպլոմ ունենայ, բայց ոչ այնչափ որ անկախ լինի, գծի իր ֆիզիկական եւ հոգեւոր սահմանները (իր տունը եւ իր որոշումների անկախութիւնը), երբ ամուսնանայ, մէկ է թելադրելու են, ինչ անի, երբ երեխայ ունենայ, չբաժանուի, եւ այլն, վերահսկողութեան տակ երեխաներին աւելի հեշտ է պահել, քան հասուններին։ մնացէք չհասուն, եւ ճնշէք յաջորդ սերունդին որ իրենք էլ մնան չհասուն։
սրա կողմնակի էֆեկտներից է քաղաքականութիւնը, քանի որ երեխաներին աւելի հեշտ է մանիպուլացնել, խաբել, ստիպել, համոզել։
ու ոչ մի լաւ ուղերձ չեմ գտնում։
լաւ, մի լաւ ուղերձ ասեմ՝
չէ, չկարողացայ պոզիտիւ բան գրել։ :/
— դա անհնար է որ ասենք դու աշխատես Տոշիբա֊ում, իսկ երեխադ՝ Սոնի֊ում։
#ճապոնիա #զրոյց #աշխատանք #ընտանիք
ես տը եկել եմ որ գործ անեմ, իսկ էս խեղճ մարդիկ եկել են որ հանգիստ կինո նայեն, կամ ինետուեն։ ու երեւի ասել են տանը որ իրենց աշխատանքի տեղը շահագործում են, ու տենց անհաւէս են տանից դուրս եկել, բայց դէ ընտանիքի համար ինչ ասես չեն անի։
#հանգստեան #աշխատանք #կինո #ընտանիք #ուտենց
#լուսանկար #ֆոտո #ընտանիք #1930 #արտաշատ #վերին֊արտաշատ #պատմութիւն
— Դու էլի՞ սկսեցիր գլխիդ զոռ տալ… Երեխայիս փչացրել ես… Ահա թե ինչ կասեմ։ Եթե այդ կատուն քեզ շատ է դուր գալիս, ուրեմն ընտրիր՝ կամ ես, կամ նա։
Հայրիկը նախ նայեց մայրիկին՝ ապա՝ կատվին։ Հետո՝ նորից մայրիկին, ապա՝ կատվին։
— Ես,— ասաց,— քեզ եմ ընտրում։ Քեզ արդեն վաղուց եմ ճանաչում, իսկ այդ կատվին առաջին անգամ եմ տեսնում։
աղբիւր
#մէջբերում #քաղուածք #զրոյց #գրականութիւն #գրքեր #քեռի֊ֆեոդոր #ընտանիք
— Կխանգարի,— պատասխանեց մայրիկը։— Հապա մի մտածիր, ի՞նչ օգուտ ունենք այդ կատվից։
Հայրիկն ասաց․
— Ի՞նչ օգուտ պիտի ունենանք։ Որեւէ օգուտ ունե՞ս պատից կախված այս նկարից։
— Այդ նկարից,— ասաց մայրիկը,— շատ մեծ օգուտ կա։ Քողարկում է պաստառի վրայի անցքերը։
աղբիւր
#մէջբերում #քաղուածք #զրոյց #գրականութիւն #գրքեր #քեռի֊ֆեոդոր #ընտանիք
#KarenAghamyan #ԿարենԱղամյան #Family #ընտանիք #Armenia #armenian-painters #paintings #art #արվեստ
На днях папа скептически осмотрел, повертев в руках мою зеркалку.
– И что в ней хорошего ? – спросил он?
– Это фотоаппарат, он фото снимает. Не мешает снимать.
– Посмотрим – сказал папа покрутив зум – у него же зум слабый! У меня на сотке сильнее!
– Да ладно, не может быть! У тебя вообще не оптический, а цифровой зум.
– Конечно сильнее, я им рассматривал надпись на детяли в темном месте. Классно увеличивало! И фонариком посветил. А фонарик у тебя на фотоаппарате есть?
– Нет, фонарика нет – признался я.
– Ну хорошо – продолжил папа – а как им видео снимать?
– Никак – отвечаю – Зеркалки не снимают видео.
– А зачем они тогда нужны? – спрашивает папа?
– Ну, фотографии качественные получаются.
– Да ладно, у меня тоже качественные получаются – возразил папа.
– Нет, ты не понимаешь, давай я тебе обьясню. Зеркалки не снимают видео, потому, что бы матрица не нагревалась. Смотри, ты ведь должен в зеркало смотреть, чтобы снять, на жк дисплее не видно.!
– Вообще отстой – заключил папа – ни видео не снимает, нормального зума нет, и в эл-си-ди смотреть нельзя. Ужас какой. И на что ты только деньги тратишь!
Так уж получилось, что обоих моих дедушек звали Норайрами.
Это обстоятельство позволило моим родителям формально
подойти к ответственному делу выбора имени для своего отпрыска
назвав меня так же – Норайром
Я в свою очередь, чтобы различать дедушек, придумал им свои имена, и называл одного Дедом ФаЛяДо, потому, что он был музыкант (виолончелист), а другого Дедом Летчиком, потому, что он был летчиком. Несмотря на то, что я мало что о них знаю и помню, сегодня попробую рассказать о Деде Летчике (далее ДЛ), потому, что воспоминания о нем более свежи в моей памяти.
Если я не ошибаюсь, в это время его мать, моя прабабка была беременна его старшим братом – Hrayr-ем.
Некоторое время семья жила в Ростове, а затем перебралась в Ереван.
Норайр Гаспарович родился в 21-ом году, полагаю, уже в советском Ереване
По моему, он был младшим в семье. Кроме старшего брата, у него также была сестра по имени Тамар.
Я ее очень смутно помню, и запомнил-то лишь потому, что Тамар любила устраивать сходки ванской родни, где угощала всех так называемем “калагешом” – жаренной чечевицей с мацуном и чесноком. Гости, с важничая, утверждали, что “калагеш” истинно ванское блюдо, но на мой неискушенный взгляд – гадость редкостная, и я ребенком очень жалел население Вана, где такая дрянь могла считаться хорошей едой.
При таких встречах старшие в семье, как это принято, рассказывали не только об оставленном доме, но и всякие небылицы о предках “героях”, которые якобы известны тем, что взорвали турецкий штаб, убили пашу, и такого рода мелкими пакостями. Не обходилось, конечно без разговоров о несметных богатствах, которые тщательно спрятаны, и, которые несомненно никто не еще нашел.
Признаюсь, где именно они спрятаны я не знаю, и знать не желаю, потому, что никогда не слушал подобную чепуху а предпочитал играть со своими троеродными сестрами
Женское общество я любил уже с раннего детства
Позволю себе отклониться и написать еще немножко о семье Тамар. У нее было два сына – Сереж и Размик, а также дочь Люда.
Сереж слыл чудаком. Его родителей неоднократно вызывали не только в школу, но и… в армию… где он наивно вытворял всякие глупости… припоминаю лишь историю о том, как он заснул на посту, укутавшись в красное знамя
Затем, в 35 лет Сереж поступил и отучился в политехнике…
А Люда работала в “депутатской” аэропорта. И когда мы куда ни-будь улетали, или если я с папой бывал в аэропорту, мы почти всегда заглядывали к Люде, пили чай, болтали, и вообще классно проводили время
Размик работал в политехнике, на ВТ. Но не преподавателем, а чего-то делал в лабораториях в подвале, в частности солнечные батареи. За это время он так спился и побратался со всем преподавательским составом, деканами, и всеми такими, что помог получить диплом не одному лоботрясу. “Только вот у меня диплома нет” – сетовал он.
Но вернемся к ДЛ. Он рос худощавым, высоким, атлетически сложенным кондовским мальчишкой с голубыми ванскими глазами, большим армянским носом и…
белыми волосами. Белые волосы у него на всех снимках
Уже ребенком он работал, чтобы помочь своей очень бедной семье… я помню две истории о его юношестве. Одну – смутно, вторую неплохо.
Как-то он подрабатывал, копая колодец в Эчмиадзине. Земля в Армении в описаниях не нуждается – сплошные камни, булыжники один больше другого. Кажется, когда поднимали один из булыжников, он сорвался на деда.
Еще он работал на стройке школы, вроде на Сарьяна. Однажды, нагрузив тележку с камнями, он в очередной раз прокатил ее по деревянному мостику на высоте третьего этажа, а мостик не выдержал, и Норайр, вперемешку с грудой камней свалился вниз.
Как ему рассказали, он три недели лежал без сознания. Врачи надежды не давали.
Он помнит лишь то, что очнувшись увидел мать, и сказал, что очень проголодался…
На фоне такого, детство моих сверстников, пусть холодное, темное, и иногда голодное, кажется вполне ничего себе
Я знал лишь одного парня, который подрабатывал грузчиком в аэропорту, правда, тот потом спился, стал попрошайкой, а затем и вовсе пропал.
Через три месяца после несчастного случая до Норика дошли слухи, что в Ереванском Аэроклубе набирают спортсменов.
Для этого необходимо пройти мед. комиссию, а здоровье у него еще не совсем восстановилось. Тем не менее он попытал счастья, и… его взяли!
– Сказали годни – рассказывал он – я и до сих пор годни!
Его основным увлечением стал аэроклуб, где он учился, летал, жил, ночевал на траве у самолетов в спальном мешке…
Помимо аэроклуба, он учился в училище где-то где сейчас дом офицеров, и конечно подрабатывал, помогал семье. В это время, его брат Грайр уже преподавал в политехнике.
“Грайр был головастый и хорошо знал математику” – рассказывал дед. “Я нет, не тянул… у меня были четверки” – признавался он.
Однажны, во время урока математики, в класс зашел бухгалтер, и попросил Чилингаряна выйти для получения премии.
– Что за премия? – возмутился учитель математики и последовал вслед за бухгалтером и своим студентом.
Он стоял рядом с моим дедом, пока бухгалтер отсчитал ему 500 рублей – неслыханные в то время деньги!
Математику стало плохо. Подняв крики о коррупции, математик заявил что будет жаловаться в вышестоящие инстанции.
– Как это – возмущался он – я тут работаю, а мне премии никто не дает, а моему студенту, да еще не лучшему, кто-то перечислил столько денег!
– Помолчи – посоветовал бухгалтер – ты не знаешь кто дал эти деньги
– Кто? Кто мог дать такие деньги – не переставал возмущаться математик.
– Стаааалин – шепотом произнес бухгалтер. Это Сталинская премия. Она полагается летчикам, а Чилингарян – летчик!
Тут математик поник и отошел. На Сталина жаловаться было явно некому.
А мой дед гордо принес домой 500 рублей – деньги, которые обычным людям даже не снились.
Потом началась война…
Студентов аэроклуба взяли в летное училище. Мой дед учился с Васей Сталиным.
Норик оказался самым опытным из курсантов, уже знал все, чему его пытались научить, отчасти, благодаря аэроклубу, отчасти благодаря училищу, отчасти, благодаря своей увлеченности, и напросился на самостоятельный полет, в то время, когда курсантов к самолетам еще близко не подпускали.
Его представили командиру полка, который вначале скептически отнесся к выскочке.
Задав ему пару вопросов, и получив неожиданно вразумительные ответы, полковник разрешил самостоятельный полет.
– Однако официально, первый самостоятельный полет выполнил Вася Сталин – рассказывал дед.
И летал Василий на каком-то особенном самолете, английском вроде, я не помню.
Из его рассказов, я помню, что отечестенные самолеты были очень примитивны, и менее маневрены, чем немецкие.
– В них не было даже рации, не говоря уже о локаторе – рассказывал дед, и отмечал, что локатор является исключительно полезной и необходимой штукой
Я ни разу не спрашивал его о войне. Никогда не задал ему вопроса, какие самолеты он водил. Мне казалось, что ему будет неприятно все вспоминать.
Но мой друг Овик, мастер на все руки, с которым мы зашли починить одинокому деду дистанционное управление, завязал с ним разговор о самолетах и о войне.
– Кем были – спросил Овик – бомбардировщиком?
– Истребителем – ответил дед – и разведчиком
– Много сбили? – допытывался Овик
– Ни одного не сбил – ответил дед – я сам еле держался
– Ну и ну – подумал я… откуда же у него столько медалей…
Я запомнил две истории о войне, рассказанные моим дедом. Обе произошли в самом конце войны.
Однажды, во время очередного развед вылета, ДЛ по какой-то причине он приземлился на полянку.
Только он отошел от самолета, как из леса появились немцы, и давай по нему палить. Дед кинулся под ближайшее дерево. “Ну думаю, попался. Теперь как мне добраться до самолета?” – рассказывал он
Но война уже заканчивалась, и наверное, все это чувствовали. Немцы сообразили, что одинокий летчик опасности не представляет, и неожиданно стали махать белым флагом. Они попросили деда взять их в плен. Дед не возражал, вышел из-за дерева, огородил им веревкой какое-то место, заявил, что они официально взяты в плен, раз уж им так этого хочется и благополучно улетел.
Другая история произошла в день победы, где-то в Польше:
восьмого мая 1945 года Норик Чилингарян вернулся с боевого задания. Он не спал несколько суток, и, войдя в свою комнату, плюхнулся в перину и заснул.
Пока он спал, весть о победе дошла до их части, и соответственно началась попойка.
Пьяные сослуживцы горели желанием разделить водку радость победы с моим дедом, а потому долго, но тщетно орали под окном комнаты, пытаясь его разбудить
Наконец, одному из них спьяну пришла в голову блестящая мысль – он запустил гранатою в окно…
– Я подумал бомба – рассказывал дед – проснулся и вижу что по комнате перина летает. Эта перина и спасла мне жизнь!
Таким образом, мой ДЛ чуть не погиб в день победы от руки сослуживца – советского солдата
После войны ДЛ стал гражданским летчиком. Иногда летал заграницу. Советским летчикам при таких полетах выдавали два доллара. Он покупал на эти деньги подарки детям – в частности, кока колу в банках. Посмотреть и попробовать кока-колу из банки приходила детвора всего дома
Однажды, в Бейруте, когда экипаж собрался погулять по аэропорту, дед почему-то решил остаться в самолете. “У меня какое-то чувство было, что лучше мне сегодня не уходить” – обьяснял он
Спустя пятнадцать минут, в кабину вошел незнакомец, и схватил пистолет, оставленный кем-то из летчиков. Времени на осознание ситуации у деда почти не было.
Он врезал незнакомцу по башке, отобрал пистолет, и поддав ногой под зад выкинул из самолета.
Придя в себя, он сообщил об инциденте по рации, и незнакомца, погрузив на носилки унесли с территории аэропорта.
Через некоторое время, уже в Армении его решили наградить. Сказали, что загадочный незнакомец оказался разыскиваемым террористом. Не знаю, насколько этому можно верить
Получать награду в здание ЦК Норика сопровождал Атбашьян, который уже был шефом армянской гражданской авиации
Я с Атбашьяном много общался, и он мне однажды сказал – “Твой дед настоящий летчик, таких сегодня немного”.
Однажды я привел деда к себе домой.
Я снимал квартиру на этаж выше Атбашьяна – так случайно вышло. Я позвонил ему и сказал – “Дмитрий Александрович, не хотите дедушку увидеть?”
Атбашьян зашел, и они с дедом стали вспоминать, обсуждать, и вперебой рассказывать друг другу разные истории из своей жизни.
Я ничего почти не помню, кроме того, что слушал их раскрыв рот.
– Нэт – говорил дед – в том самолете бил мотор такой-то марки и прибор такой-то марки
– Вонцел хишум а – удивлялся Атбашьян и с улыбкой в глазах смотрел на нас
В тот день Атбашьян рассказал историю о том, как ему пришлось сажать проблемный самолет. Вроде мотор отказал у самолета… он не мог удержать его над полосой, самолет уходил то влево, то вправо, и как он в конце концов этот самолет умудрился посадить
А мой дед вспомнил другую историю, тоже о посадке самолета, у которого что-то не так работало.
– Ну ти знаешь тот аэропорт… слэва гара, бакавой вэтэр, и я принял решение летэт в другой город на вынужденную пасадку
– Вот, настоящий командир – прокомментировал Атбашьян – принял решение! Не то что… кружат, кружат и никак не могут решить не то лететь обратно, не то садиться.
В последние годы ДЛ не мог заниматься одним из своих любимых занятий – садоводством. У него с братом был небольшой участок в Аване, где он сажал, собирал, возился с землей, и гнал тутовый самогон. Болея, он просил сыновей сходить, посмотреть как там участок…
И еще дед мечтал увидеть Ван.
Я должен был зайти к деду. Мы поговорили по телефону, и он сказал – “заходи, я тебя благословлю” – он знал что я покидаю Армению.
Я собирался зайти на уик энде, однако так устал после трудовой недели, что не сделал этого в суботту, а затем что-то помешало зайти в воскресение и я отложил визит на несколько дней. Откладывать, как оказалось было уже некуда…
Во время похорон Ашот попросил музыкантов исполнить гимн Советского Союза. Получившуюся пародию на гимн было бы прикольно услышать при других обстоятельствах.
Атбашьян на похороны деда придти не смог – ему делали операцию на сердце. Я встретил его при переходе улицы, он ходил, как всегда под ручку с женой. На мой вопрос, как прошла операция он ответил расстегнув сорочку и гордо продемонстрировав длинный шрам, идущий снизу до верху. “Ну что ты, Дима” – сказала его жена… А Атбашьян довольно улыбнулся 🙂
У моего деда был стаж более 125 лет. Хотя он прожил немногим менее девяноста.
Оба его сына стали гражданскими летчиками. Тигран, мой папа, был уволен вместе с другими 300 пилотами, когда Сибирь-авиа приобрела позорно разорившиеся Армянские Авиалинии.
У папы стаж 75 лет, однако ему сейчас 53. Это потому, что он летал в Чернобыль, и в Афганистан.
– А что Вы в Афганистане делали, гражданские летчики? – поинтересовался я когда узнал
– Как что – ответил папа – солдат возили отсюда… – и продолжил после паузы – и гробы привозили обратно… но я маме твоей ничего не говорил, смотри не проколись, я Вам говорил, что в Москву лечу или еще куда.
Еще я знаю, что он летал в Баку, где наши летчики брали на борт всех тех, кому живыми удавалось добраться до самолета.
А мой дядя Ашот много летал в Карабах. Во время полетов он завязал знакомства с такими людьми, как Вазген Саргсян, который впоследствии помог ему выкрутиться из весьма неловкой милицейской подставы.
За 75 лет стажа папе полагается около 50$. На эти деньги мои родители прожить не могут, и потому, папа поменял массу работ – развозил шаурму, пока работала машина, и был таксистом. Пятидесятилетний человек с инженерным образованием сегодня в Армении оказался никому не нужен. Сейчас он ставит окна, и зарабатывает столько же, сколько получает пенсии, работая с раннего утра до позднего вечера. Здоровье, которое не расшатали 8 полетов в день высоко в небе, расшатала работа на высоте советской новостройки. Тщетно я пытался подыскать ему работу полегче, хотя бы сторожем…
А сейчас когда-то теплившаяся в нем надежда, что он вновь будет летать, уже совсем улетучилась.
Наверное поэтому мой дед говорил мне – “Я никогда не видел твоего отца таким несчастным”
Принято думать, что семьям летчиков “хорошо” жилось в блокадные годы. Не знаю, правда ли это. Скажу лишь, что в то время, когда был организован альтернативный профсоюз, чтобы раздавать сэкономленный керосин, и предотвратить повсеместное воровство, а мой папа был одним из организаторов и отвечал за раздачу – у нас дома керосина не бывало. Потому, что себе он брал в последнюю очередь, и нам часто не доставалось. Поэтому я ходил на Туманяна и покупал там левый, желтый керосин. Не авиационный. А в то время, когда я поступал в институт, у нас доме совсем нечего было есть… кроме когда-то привезенной из средней азии кукурузной муки, из которой мама варила мамалыгу. Мы все ели мамалыгу, мамалыгу, и ничего кроме мамалыги. Признаюсь, собака ела рис без мяса.
И летали они далеко не в идеальных условиях. Нередко с приземлившегося самолета снимали прибор, и устанавливали его на самолет, который должен был вот-вот взлететь. В то тяжелое время в Армянских Авиалиниях не было инцидента, унесшего жизни людей. И во многом благодаря работе таких, как мой отец
Здесь не хватает одной фотографии. Той, что висела на стене в большой, холодной одинокой квартире моего деда, в комнате, где он коротал свои последние дни.
На ней виден Норайр Гаспарович, похоже после полета, в белой сорочке, и накинутым на руку форменным пиджаком, а сзади его ИЛ-18, с движущимися лопостями, оставившими кривой след на целлюлоиде фотопленки.
