не могу удержаться, и не процитировать отрывки
За одну ночь с машин скорой помощи исчезли красные кресты и на их месте возникли полумесяцы. А среди бела дня, на глазах у всех, в центре города толпа сожгла Армянскую церковь, священника избили, а пока церковь горела, воспользовались лестницами прибывших пожарных машин и срубили на ней все кресты. Этого им показалось мало, и в дополнение был тут же раскурочен фонтан “Семь красавиц”, украшающий площадь. Оставили только азербайджанскую красавицу. По христианскому кладбищу, почему-то называемому Армянским (там хоронили всех немусульман), прошлись бульдозерами: Республиканские газеты в те дни писали: “В Армении специально не трогают наших мечетей и кладбищ, чтобы говорить, что мы – звери и варвары, а они – цивилизованная нация!” Вот так, не больше и не меньше. В городе появились азербайджанцы – беженцы из Армении. Их называли Еразами ( в смысле Ереванскими азами). Я сам видел передачу азербайджанского телевидения, на которой их представители рассказывали, что их никто не выгонял, наоборот уговаривали остаться, но они, опасаясь оказаться крайними за бесчинства своих соплеменников, предпочли уехать. Все усилия ведущего передачи добиться от них обвинений в сторону армян успеха не имели.
Вот я и отправился предупредить их об опасности и посоветовать уехать хотя бы на время. Отец друга, подполковник железнодорожных войск в отставке, заслуженный инженер республики, награжденный орденом “Знак почета” за строительство большинства железных дорог в республике, не верил, что его могут убить в родной стране только за национальную принадлежность. Там я застал друга дочери, его недавно сбила машина, нога была в гипсе, и он отлеживался у них. Олег, так его звали, занимался видеосалонами. Был тогда такой бизнес. Он скептически отнесся к моему совету уехать, стал уверять, что им ничего не грозит, что все его партнеры по бизнесу – азербайджанцы, при необходимости прикроют, поскольку он у них за главного, и, кроме того, он наполовину еврей, а евреев азербайджанцы считают своими. Только он изложил свои доводы, как раздался телефонный звонок. Трубку снял Георгия Яковлевич, молча выслушал, побледнел и сказал: – Балаянов громят! Бэлу избили, сына куда-то увезли, а дочь за волосы таскают по двору. Значит сейчас и к нам придут. Балаяны – это семья его приятеля и сослуживца, к тому времени уже умершего. Я предложил им немедленно идти к нам, русских еще не трогали, а мою мать принять за армянку мог разве что слепой. Но семидесятилетние люди настолько растерялись, что были совершенно не способны пройти два квартала до моего дома. Второй телефонный звонок касался уже меня. Мать сообщала, что звонили из части, на флотилии объявлена “Боевая тревога”, и мне надлежит немедленно прибыть на корабль, а еще звонил мой мичман и сказал, что он за мной заедет. Уйти сразу я не мог, пришлось подождать пока приедут вызванные Олегом приятели, и, убедившись, что семьёй друга занимаются, я отправился домой. Я еще успел переодеться пока подъехал мичман на своей машине. По пути мы видели, как действуют погромщики, группы молодых вооруженных азербайджанцев, численностью штук по двадцать-тридцать, врывались в квартиры армян, зверски убивали хозяев, не считаясь с возрастом и полом, после чего приступали к грабежу. К ним, с энтузиазмом, присоединялись соседи жертв, тут же захватывая освободившуюся квартиру, дрались между собой, не поделив что-нибудь из награбленного. Трупы выбрасывали в окна, и на улице над ними продолжали глумиться. Женщин и мальчиков, прежде чем убить, по очереди насиловали на глазах у всех. Дети не отставали от взрослых, тащили все, что могли унести, под одобрительные крики родителей. На площади “Украины” штук сорок этих зверей насиловали 15-летнюю армянку, сменяя друг-друга под восторженное улюлюканье их же женщин и детей. На улице Камо на балконной решетке распяли девочку лет десяти, она висела там до самого ввода войск, А около кинотеатра “Шафаг” на костре живьем жгли детей. А мы бездействовали. началом погромов, произошло и первое нападение на военных. С десяток местных захватили детский сад, в котором было много детей офицеров. Потом они говорили, что собирались прикрываться детьми, если военные начнут действовать, или менять их на оружие. Одной из воспитательниц удалось выскочить на улицу, и сообщить об этом группе офицеров, спешащих по тревоге в часть. Ребята не стали дожидаться решения командования, и бросились на выручку. Всё было сделано так стремительно, что эти суки растерялись и были обезоружены голыми руками. На следующий день, толпа примерно в пять тысяч особей, приблизилась к территории флотилии. На корабли передали приказание организовать оборону. Очень разумное приказание, если учесть, что оружия ни у кого не было. – Что делать будем?- спросил, прибежавший ко мне командир СКР, стоящего в ремонте. – Ты сможешь меня из гавани вытащить? ( ремонтирующийся корабль лишен хода, боезапаса, топлива и вообще у него мало что работает). – Только от стенки смогу оттащить, а в канал мы вдвоем не поместимся. Разворачивай орудия на ворота завода. Они оттуда пойдут. Попробуем на испуг взять. Орудия сторожевика развернули вручную, а мы нарубили кусками кабель берегового питания, получились неплохие дубинки. – Дожили!- констатировал один из матросов, – Флот дубинами воевать собрался. – Ничего не поделаешь, будем отбиваться до последнего!- пытался ободрить я подчиненных, – Попадать им в руки живыми нельзя, ремней со спины нарежут. В крайнем случае, попробуем выйти в море, если они фарватер не заблокировали. Оборудовали ложные пулеметные гнезда… в общем, создали грозный вид. К счастью до схватки не дошло. Даже этим ослам не пришло в голову, что нас заранее разоружило собственное командование, а целый корабль, загруженный под завязку стрелковым оружием, как специально им подставило, бери, не хочу. Вот они и не отважились нас штурмовать, остановились на подходах, подогнали бензозаправщики к жилым домам, и, угрожая сжечь их вместе с людьми, приступили к переговорам, одновременно занявшись более безопасным занятием, чем стычка с войсками – выбрасыванием младенцев в окна роддома им. Крупской. В это же время была предпринята попытка захватить Военно-морское училище. На требование нападавших выдать офицеров-армян и их семьи на расправу, начальник училища вице-адмирал Архипов продемонстрировал готовность к отражению любого нападения, и пообещал перебить всех до единого, если они посмеют двинуться с места. Решительность адмирала и свежая еще память о действиях курсантов в Сумгаите остудили пыл нападавших, и они ретировались. Больше в училище они не совались.
В ночь с 19 на 20 января в город стали входить войска. Шли они с трех направлений, сметая на своем пути баррикады. Из окон по ним стреляли. И что интересно, эти окна были в квартирах русских и армян, чтобы ответным огнём не повредили квартир азербайджанцев. Вполне в духе аборигенов. Улицы перегорожены баррикадами из грузовиков, перед ними две линии людей: первая из связанных по рукам и между собой армян, вторая из женщин, стариков и детей – жителей ближайших домов. Позади баррикад притаился микроавтобус с полутора десятками вооруженных бандитов. Когда к баррикадам подходят танки, на броню головной машины выбирается майор-танкист с мегафоном: – Граждане!- обращается он к толпе, не зная, что большая часть людей-заложники- Разойдитесь и освободите дорогу. Неужели вы не понимаете, что для танков ваши баррикады не препятствие. Мы ведь всё равно пройдем! В ответ из-за баррикад раздаются автоматные очереди. Майор и несколько солдат падают на землю. Первые боевые потери. Расстреляв патроны, бандиты спешно грузятся в микроавтобус, и он скрывается в узких улочках окраины. Взревели моторы и танки двинулись на баррикаду. Местных азеров из второй линии защиты как ветром сдуло. С первой линией сложнее, армяне там связаны, путаются в веревках, падают. Кто-то из офицеров замечает, что перед колонной заложники, и останавливает движение. Спешно перерезают на заложниках путы и советуют им идти домой. Офицеры вводимых войск не знают истинной обстановки в городе, и не понимают, что у этих людей больше нет дома. Вот они и бегут рядом с танками, им больше не на кого надеяться, и они бегут из последних сил, зная, что если отстанут, то их добьют, и, веря, что советский солдат не позволит убивать советских людей. На месте баррикады остаются покореженные грузовики. На одном из них надпись: “Так будет с каждым кто встанет на пути!” В вводимых войсках много призванных из запаса, так называемых “партизан”. Их кое-как переодели, вручили оружие без боеприпасов и послали восстанавливать порядок. Патроны обещали выдать на месте. По пути их обстреливают. В городе идет ночной бой. Трассеры прочерчивают небо во всех направлениях, войска стреляют в воздух, а по ним ведется прицельный огонь из-за угла, с крыш, из окон. На притащенном с рейда СДК выдают оружие и боеприпасы. Выдают сколько попросишь, под простую запись в ученическую тетрадь. Достаточно назвать любую фамилию и звание, и получай что хочешь. Большим спросом пользуются автоматы и пулеметы калибра 7,62, никто не хочет брать ночные прицелы, за них, если что, потом не расплатишься. Район военного порта перекрывается блок-постами. Но с моря мы блокированы судами Каспийского пароходства. Достаточно затопить пару судов на фарватерах, и мы окажемся намертво запертыми в бухте. После этого можно вылить с танкеров и нефтяных терминалов топливо в море и поджечь. Никто не уцелеет. Потом говорили, что план изжарить нас заживо у них был, но осуществить они его не успели, или не решились, опасаясь, что огонь перекинется на город. А пока, гражданские суда с бандитами пытаются преградить нам выход, став на якоря вплотную к нашим пирсам. По команде они готовы дать ход и таранить наши корабли у пирсов. На таком расстоянии вооружение кораблей бесполезно, да и применить его просто не успеют. Предложение расстрелять блокирующие суда, когда это еще было возможно, командующий отверг, сказав: “Не воевать же всерьез с этими хулиганами”.
На четвертый день азербайджанская сторона запросила перемирия, чтобы похоронить своих убитых. Для этого они просили, прибывшего в Баку Министра обороны маршала Язова убрать войска с улиц города. Язов просьбу уважил, танки и солдаты спрятались за заборами предприятий. А еще они попросили совсем убрать с улиц части дислоцирующиеся в Баку, справедливо рассудив, что от видевших своими глазами все их бесчинства, пощады ждать не приходится. Мне один матрос, до этого отличавшийся флегматичностью, говорил сквозь слезы: “Я буду уничтожать их всех! Они не люди! Они не имеют права жить на Земле!” А я успокаивал его, говорил, что не все одинаковы, и сам себе не верил. Похороны провели с особой помпой, по улицам бесконечным потоком к аллее почетных захоронений шло больше миллиона человек. Вот и судите сами, одинаковы все или нет. Особенно афишировали то, что среди убитых был русский подросток, погибший от шальной пули, когда выглянул в окно, и азербайджанской пары молодоженов, жениха или мужа (если успел им стать) убили в городе с оружием в руках, а невеста или жена, узнав о его гибели, покончила с собой. Потом эти могилы будут показывать всем приезжим, как доказательство того, что армия убивала безоружных людей, и даже не только азербайджанцев. После этого многие стеснялись спрашивать о том, что стало причиной ввода войск. А мать погибшего русского парня легко понять, куда ей было деваться когда к ней пришли и предложили похоронить сына. Сама похоронить его она не смогла бы, не говорю уже о том чтобы вывезти тело в Россию, да и отказать просто побоялась.. Насколько я помню, убитых было 123 человека, потери в войсках – 59. На месте погребения установили мощные громкоговорители, так что на пол города было слышно как Эльмира Кафарова (почти однофамилица), кажется министр чего-то, обещала отомстить за погибших, и клялась, что неверные захлебнутся собственной кровью. Неверные – это все мы. В этот день, я, переодевшись в гражданку, перевез на корабль свою мать, будучи уверен в том, что начнется охота за семьями военнослужащих. На коленях у меня, прикрытый курткой, лежал автомат, на случай если нас засекут. К счастью, все обошлось, хотя машина несколько раз вынуждена была останавливаться на забитых до отказа людьми улицах, искать объездные пути, и местные с подозрением заглядывали в окно, мол, почему вы не с нами.
Начали эвакуацию семей военнослужащих и беженцев. Эвакуация шла военно-транспортными самолетами с аэродрома Кала (гражданский аэропорт не работал) в Москву и Севастополь, и морем – в порт Махачкала. Первая же группа гидрографических судов с беженцами на борту подверглась нападению в районе острова Жилой. Два мощных трубоукладчика типа “Нефтегаз” пытались таранить слабые и безоружные гидрографы, битком забитые женщинами и детьми. В охранение гидрографам был придан артиллерийский катер (у пограничников он именуется ПСКР- пограничный сторожевой корабль, а у нас это всего лишь катер с двумя 30 мм зенитными установками АК-230), и на каждом гидрографе было по два офицера с автоматами. Мы слушали переговоры кораблей с командованием на УКВ. – Топи этих русских собак!- орал капитан “Нефтегаза”. – У меня на борту 250 женщин и детей!- сообщал им старший с гидрографа. – А мне по х ю! Топи! – Меня пытаются таранить!- передавал старший командиру бригады ОВР капитану 2 ранга Виннику- Осталось всего два кабельтова. – Аз минуту (ждите)- отвечал Винник. – Осталось всего сто метров. Я расстрелял все патроны. Дайте разрешение катеру на применение оружия! – Аз минуту. – У меня больше нет минуты, Командиру катера открыть огонь по трубоукладчикам!- взял на себя ответственность старший перехода. Катер открыл огонь, разбил ходовую рубку одному, срубил мачту и прошил очередью борт второму. Первый потерял управление и врезался в основание буровой, второй застопорил ход и стал тушить возникший на судне пожар. За организацию отражения нападения на гидрографические суда флотилии в море, так и не принявший решения о применении артиллерии капитан 2 ранга Винник был награжден боевым орденом и ему досрочно было присвоено звание капитана 1 ранга. Всё как всегда!
Другие ссылки и воспоминания
Еще воспоминания очевидцев
}}
