<blockquote style="border-left: 2px solid #FFCC00; padding: 10pt; margin-left: 30pt; background-color: #FFFCEC;">
<p>
В 1938 году в Ростове скончалась мать деда, то есть моя прабабушка. Она была одна дома, когда к ней днем зашли «два человека в синем». Спустя некоторое время они ушли. Когда к ней зашел сосед, оказалось, что она умерла. Врачи сказали, что «от разрыва сердца».
</p>
<p>
Дед пошел к Арутинову, чтобы отпроситься на похороны мамы, но тот неожиданно запретил ему ехать. Причем запретил резко, даже, возможно, зло, не объясняя причин и мотивов.
</p>
<p>
И есть семейное предание, по которому, возможно, Арутинов «что-то знал», и этот запрет спас его от ареста. Видимо, деда могли взять либо во время этой поездки, либо в связи с ней, так как над ростовскими Тер-Григорянами «сгущались тучи». Незадолго до этого в Ростове был арестован муж сестры деда. «Оттуда» он не вернулся.
</p>
<p>
Не вернулся и брат бабушки.
</p>
<p>
Александр (дома его звали Антик) Кечек жил в Баку, где работал в «Азнефти». Его осудили в октябре 1937 года на «десять лет без права переписки». Его отец Амбарцум Серафимович, выдающийся хирург, один из основателей Ереванского медицинского института, слал в разные инстанции одно письмо за другим, пытался объяснить этим инстанциям, что его сын не мог быть виновен в антисоветской деятельности… Но все письма возвращались с ответом: «оснований для пересмотра приговора нет».
</p>
<p>
Амбарцум Серафимович писал все выше и выше, веря, или, может быть, надеясь, что его сын сидит где-то там, в Сибири, куда нельзя посылать письма. Но те, кто штамповал ответы «Оснований нет…», прекрасно знали, что и на свете уже нет этого человека. Приговор «десять лет без права переписки» в действительности означал высшую меру наказания – расстрел.
</p>
<p>
Жену Александра Амалию вместе с маленьким сыном Георгием отправили в Казахстан, в лагерь для ЧСИР – членов семей изменников родины. Просидев там несколько лет, она вышла на вольное поселение, но осталась там же – до смерти Сталина.
</p>
ու տենց