Такова селяви…

Меня тяготит мое тело.

Сознаю, что не я такой единственный. Не первый,  и далеко не последний.

Иногда я рад, что оно есть, и следовательно, я живу. Каждый раз, видя калеку, Я вспоминаю, что нужно благодарить бога. Ведь и я вполне мог стать калекой. Лишь случай, (его величество), сохранил мне жизнь, конечности, да и оба мозга. А все могло сложиться иначе.

А иногда я задаю себе вопрос: так ли оно мне необходимо, это тело? Оно, как будто не из мира сего. А точнее я, как будто не из мира его. Оно напомнит о себе в самый неподходящий момент. Самое ужасное это сознавать, что оно – это ты, а ты – это оно. Такое чужое, и такое родное. Такое милое, и такое уродливое. Такое честное, и такое подлое. Оно – это ты, а ты – это оно. Ни больше, не меньше. То, что я – это оно – ясно становится если оставить его немножко поголодать

Я не могу сосредоточиться, когда голоден. Очевидно, мой мозг – часть тела. И он отказывается работать, так же, как может откатзаться работать уставшая рука. Так же, как устают ноги в сандалиях. Также, как мерзнет незащищенная шея зимой. В мозгу тоже может возникнуть судорога от холода, в котором рекомендуется держать голову, в отличие от ног.

   Я хорошо запомнил одну минуту на улице Чаренца. Я шел домой зимним вечером по грязной улице, не слыша/отключив канал со  звуками проносящихся мимо грузовиков, и будучи поглощен мыслями о “высоком” и “неземном”. Дыхание происходит само собой, и так случилось, что я вдохнул неожиданно много холодного воздуха. Легкие пожаловались, что им плохо, возвав к справедливости серией кашля. И в ту же минуту ноги подскользнулись на льду, и я упал. Ход мыслей  о “высоком” был нарушен грубым вмешательством законов всемирного тяготения тел. Я уже и не помнил, о чем думал.

Ах, хотя о чем же я мог думать, как не о своем бренном теле и навязанных им проблемах?

У младенца почти нет проблем. Но они собираются, как снежный ком по мере его взросления, требуя сделать выбор, терпеть или бунтовать, ингорировать либо потакать. Своему телу, и его потребностям. Своим мозгам, как его части.

Впрочем, я уже не помню, о чем я… О чем, как не о девочке я мог думать? Нам с моим телом нужна девушка. Ему – для продолжения рода, мне – потому, что ему нужно.

Тело навязывает многие мысли: когда же я сниму носки, и вытяну ноги; как я ненавижу резинку на трусах, которая, сколько не ослабляй – давит.

Я пишу, а у меня слипаются глаза. Потому, что тело. Потому, что бунтует. За ним, понимаешь, нехорошо ухаживают. Мало ему, что его регулярно кормят, чистят, водят в туалет, ему и сон подавай. А не дашь, силой возьмет.

Вот так и живем. Мы с моим телом. Или вернее сказать оно, мое тело. Меня в нем мало, и я подавлен агрессивным большинством. Я его раб и узник. Глаза – его окна. Через них он/я/мы наблюдаем за окружающим миром, а точнее мирами душ/тел/мозгов, что вообщем одно и тоже, противоречивое, и согласное, нежное и грубое, тонкое и ранимое, злое и шустрое, непорядочное и хорошее тело-диктатор, тело-создатель, тело-темница, тело-причина жизни, тело-диссидент, тело слушатель, тело-потребитель, тело креатор… капсула куска жизни со своими методами, сообщениями, и свойствами. NEW(); DISPOSE()… NEW DISPOSE()

Забытый обьект на который нет ссылок подлежит сборке мусорщиком. Такова селяви, как говорится…

С мусорщиком лишь одна проблема. Никто никогда не знает, когда часы уборки

պիտակներ՝ մտքեր